Говоря в своих пьесах о прекрасном будущем, Чехов никогда не дает понять, что такова его точка зрения, - это слова его героев, а как он к ним относится, надо искать вне пьесы, в прозе, в записках. Замечательная фраза есть у Че­хова про одного из своих героев: «И не заметил, как испол­нилось ему сорок пять, спохватился, что все время ломал­ся, строил дурака, но переменять жизнь было уже поздно. Как-то во сне вдруг точно выстрел: «Что вы делаете!» И он вскочил весь в поту».

Мне думается, это случается с человеком в момент, ког­да он понимает, что не все впереди, многое уже позади, сейчас или никогда. Я называю это синдромом Че Гевары. Ленин, Мао, Че Гевара - все они в 42-43 года пришли к

241

мысли сделать революцию. Синдром мужчины средних лет, осознавшего, что надо действовать, а как действовать -неизвестно. И у меня в этом возрасте появился тот же син­дром: глядя на себя в зеркало, стал замечать, что не все уже впереди, жизнь не бесконечна - позади меня маячит ка­кая-то тень. Чеховский «Черный монах» о том же. Человек взят в момент осознания своей смертности.

Герои пьес Чехова - люди, как правило, сорокалетние, слабовольные, показанные в момент, когда надежды мо­лодости сменяет разочарование, переход от желания сво­боды к ощущению несвободы. Им открывается, как они заблуждались, думая, что самые лучшие годы впереди. Это очень чеховское - ощущение потерянного, бездарно по­траченного времени.

Осознание перелома присутствует во всех чеховских ге­роях и в каждой его пьесе. В основном это понимание бес­цельности своей жизни. Но оно вовсе не обязательно ве­дет к выстрелу. Оно ведет к приятию мира - как у Нины, Сони, у дяди Вани, у трех сестер. Это великое приятие жиз­ни в ее экзистенциальном философском смысле.

В работе над пьесой многие вещи виделись мне уже ина­че, чем двадцать лет назад. Интересно было обнаружить, что драма у Чехова практически никогда не присутствует на сцене, она всегда «за кадром». Драма - или то, что было, или то, что будет. Или то, что за сценой, как выстрел Треп-лева. Чехов как бы ломает главный принцип старого теат­ра, где действие двигалось событиями. У него оно движет­ся не событиями, а паузами, сменами настроений. Именно в этом режиссер, если он пытается добраться до сути, вы­ражает себя. Чехов - это симфония. Симфония характе­ров, смен состояний. Тут такие, извините, яйца нужны, чтобы в этой смене настроений найти музыку!

А не предвестник ли Чехов теории относительности? Хотя открыта она в 1910-х, но еще до этого бродила в умах. Эйнштейн открыл ее, но открытие это было подготовлено усилиями многих. Относительность добра и зла, о кото-

242

рой писали Достоевский, Ницше, - это ведь тоже великий перелом в сознании человечества! Европа стала понимать, что и Зло может быть во имя добра и Добро, утверждая себя, нести зло.