Вообще все «Дворянское гнездо» пронизано чудовищ­ной тоской - по Маше Мериль, по Франции и по тому, что делать нечего, я должен жить здесь, в России, в своей почве, не стать вырванным из нее корнями. Все мучения Лаврецкого, все его мысли выросли из того, что я весь этот год чувствовал, думая о том, что там, в залитом све­том Риме и Париже, ходит женщина, которую я бого­творю и в которой я обманулся. Вся картина об этом - о

 167

том, где жить. Роман с Машей меня очень сильно обжег.

Года два спустя, уже женившись на Вивиан, я ехал в Рим, думая только об одном - о том, что встречусь с Машей. Она знала, что я приезжаю. Мы встретились в тот же день. Она приехала на машине с детьми, со все­ми познакомила. Была очень возбуждена, весела. Я тоже был возбужден и весел - боялся этой встречи ужасно, хотя и ехал с одной только целью - увидеть ее.

Она повезла меня с собой на съемку. Ее фотографи­ровали на крыше где-то за Тибром, в Транстевере. Я си­дел, пил кофе, смотрел, как она позирует, и вдруг почув­ствовал, что освобождаюсь от нее. Что эта любовь меня больше не гнетет - я снова свободен. Мне стало так лег­ко, что я захохотал.

- Что ты смеешься?

Все годы с момента нашей встречи я жил под ощуще­нием ее пленительного образа, а виделись-то мы с ней всего три дня и две ночи.

Мы с ней стали друзьями. Мама с ней познакомилась. Я бывал у нее, познакомился с ее чудными сестрами, с ее ма­терью. Потом Маша развелась, вернулась в Париж. Замуж уже не вышла, жила с разными интересными людьми.

Она чудесный человек. Всегда весела. Прекрасно гото­вит, пишет книги - по искусству кулинарии, по рецеп­там спагетти, по интерьеру - универсальная женщина, замечательная актриса. Она снималась у меня в «Дуэте для солиста». И все-таки внутренне я ощущал душевную рану - чувствовал, что мне, моим ожиданиям изменили.

Уже после «Дуэта для солиста» она предложила поста­вить пьесу.

- Я тебя познакомлю со Стрелером, давай сделаем Че­хова.

Так появилась «Чайка», где она играла Аркадину. От­ношения у нас неизменно оставались чудными, но все­гда ощущалась тень недоговоренности. Что-то между нами случилось. Что-то драматическое. Что?

168

Шли репетиции. Работалось интенсивно и очень ин­тересно. На одной из репетиций Маша вдруг сильно по­вздорила с партнером, с актером, игравшим Треплева. Она хотела на эту роль своего молодого бойфренда - я его не взял. Не люблю, когда мне кого-то навязывают. Потом у меня не раз был случай пожалеть о том, что ее не послушался...

Вспышка раздражения была неожиданной и острой, Маша была зла и резка. Когда мы уходили, я остановил ее на лестнице. Сказал:

- Маша, надо быть добрее. Надо уметь прощать. Она посмотрела на меня, словно ее ударило током или ошпарило кипятком. Вся побледнела.

- Прощать? И это ты мне говоришь? Какое право ты имеешь говорить мне это!