253

хожа на мои фильмы. Я когда-то
говорил, что хо-

чу делать
фильмы так, как Барток пишет музыку.

А в
действительности делаю их так, как
Франк

Мартен
- свою Симфонию, что отнюдь не
прибав-

ляет мне
радости. Не могу сказать, что это плохая

музыка,
наоборот, она безупречна, прекрасна
и

трогательна
и вдобавок исключительно изысканна

в звуковом
смысле. Но у меня есть сильное ощу-

щение,
что она поверхностна, что использует мыс-

ли, не
додуманные до конца, прибегает к эффек-

там,
которые немного превосходят ее возможно-

сти. Кэби
говорит, что я не прав. Но я все-таки

продолжаю сомневаться
и весьма расстроен.



Это написано в конце марта - начале апреля 1960 года,

еще раньше, чем "Как в зеркале" обрело твердые очерта-

ния. Я по-прежнему на пути к другому фильму:

Карин хочет,
чтобы Мартин, ее муж, помолился

богу, который в противном случае может стать

опасным. Она пытается его заставить. В конце

концов ему приходится позвать на помощь Давида,

и они делают ей укол. И она прямиком уходит в

свой мир за обоями.



12 апреля я пишу в рабочем дневнике:

Не сентиментальничай
с болезнью Карин. Покажи

ее во всей ее жуткой выразитльности. Не пытайся из-

влечь массу искусных эффектов из того факта, что

она переживает бога.



Страстная пятница 1960 года:

Желание работать, сосредоточиться. А возможно,

и выкинуть разные дьявольские штучки, хотя что

254



из этого
выйдет, неизвестно. Размышляю над

фильмом, и вот до чего
додумался: если мы попы-

таемся представить себе
бога, если попытаемся его

материализовать, то
получится прямо-таки отвра-

тительный тип со многими
ликами.



Затронув реально существую
ее понятие бога, я размале-

вал его любовной косметикой. Я защищаюсь
от того, что уг-

рожало моей собственной жизни.

С Давидом, отцом
и писателем, возникли проблемы.

В нем слились два вида бессознательной
лжи: моей собст-

венной и Гуннара Бьернстранда.
Общими усилиями нам

удается получить жуткое варево.

Гуннар перешел
в католичество, наверняка глубоко

искренно и страстно стремясь к истине.
И тут-то я даю ему

немыслимо поверхностный
текст. У него нет ни малейшей

возможности, как мне представляется