ствует этой тенденции к дематериализации мира в искусстве, в результате чего создается иллюзия универсализма музыки в отношении других искусств.

Рассмотрим в этой связи попытку разделения музыки и мира, но внутри самой музыки, из которого рождается этика, условие возможного действия. Этот мотив особенно привлекает внимание Антона Веберна, суждения которого по своей радикальности и метафизической направленности, пожалуй, представляют для нас в данном случае даже больший интерес, чем идеи основателя додекафонической школы Арнольда Шёнберга. Однако это уже не радикализм манифеста, это скорее радикализм

Олег Аронсон. Метакино. © Издательство "Ад Маргинем", 2003

38

Янко Слава (Библиотека Еой/Еа) || http://vanko.lib.ru

39

этический, заставляющий мысль идти к очевидностям, которые уже практически невыразимы. И, как и в случае с Вертовым, в какой-то момент сами произведения лучше представляют теоретическую мысль Веберна, чем его слова.

Веберн исследует мир звука, который для него практически неотличим от музыки. Можно сказать, что он ищет пространственную форму звука, которую он собирается обнаружить в том, что додекафонисты называют "новой музыкой". Хотя само это словосочетание понимается им своеобразно: "Новая музыка — это музыка небывалая. В таком случае новой музыкой в равной мере является как то, что возникло тысячу лет назад, так и то, что существует сегодня, а именно: такая музыка, которая воспринимается как еще никогда ранее не созданная и не сказанная (курсив мой. — О.А. )"8. Вообще, для Веберна характерна связь крайне этизированного действия (в частности, создание музыки) и говорения (в том числе и с помощью музыки). В этом он необычайно близок к своему соотечественнику и современнику философу Людвигу Витгенштейну. Внимание обоих сконцентрировано на тех правилах, которые задает им этически понятый мир в момент речи. Такой мир невозможно познавать, его можно лишь принимать как дающий тебе закон9. И такой закон не может быть зависим от субъективного времени, но должен саму временность представлять как элемент закона, языка мира, в котором музыкальный образ равнозначен образу слова и выражает мысль с предельной очевидностью. Веберн использует слово Ра88Псг1кег[, переводимое как "наглядность", но той визуальной метафорики, которая присутствует в русских словах "очевидность", 81

"прозрачность", "наглядность", нет в немецком слове. Здесь, на уровне обыденного языка, нет той визуальной пространственности, которую было бы приятно заметить, говоря именно о кино, но есть действие, движение, не приобретенное, но данное. Наглядность (Ра88Псг1ке11), даваемая повтором, для Веберна высший закон выражения мысли. "Повторение! Как будто по-детски просто. Как легче всего добиться наглядности? — Путем повторения. На этом зиждется все формообразование, все музыкальные формы строятся на этом принципе. <... > Как можно применить принцип повторения, если мысли развертываются лишь в одной линии?"10 Ответ, который дает Веберн: секвенция, то есть повтор ритмической последовательности с другой ступени. В каком-то смысле Ра88Нсг1кег[ (схватывание формы) синонимично повтору. Повтору, возвращающему утраченное и тем самым останавливающему движение. В этом движении находится не столько мир, сколько язык, скользящий, проскальзывающий мимо мира.