Тем временем начались съемки. Мне было интересно следить за появлением новых лиц у себя на площадке.

- Кто этот мальчик?

- О, это сын Айснера.

(Про встречу с Айснером в начале моей голливудской карьеры я уже вспоминал: к этому времени он стал пре­зидентом могущественнейшей империи «Диснейленд».)

- Как он сюда попал?

- Попросили, чтобы он немного поработал в вашей группе.

- А это кто?

- Это друг Сталлоне.

- А это кто?

- Это племянник Сталлоне.

- А это кто?

292

- Это его телохранитель.

Люди такого рода появлялись в группе совершенно нео­жиданно, образуя в ней своего рода субкультуру. На съем­ке одного эпизода, где Сталлоне предстояло столкнуться со здоровенным бейсбольным игроком, появился, нако­нец, продюсер и сказал, что здесь непременно должен быть применен определенный боевой прием. Мало того что исполнителя роли бейсболиста утвердили помимо моей воли и он совершенно для нее не подходил (как ак­тер он был вполне хорош, но тут требовалось отрицатель­ное обаяние, а у него было положительное), но и прием для человека такого крупного сложения не мог выглядеть хорошо. Питерса пытались переубедить все — я, Сталлоне, постановщик боя, китаец, знаток каратэ, специально вы­писанный из Лондона ставить эту борьбу. Все говорили, что прием здесь неуместен. Питере не слушал никого. Сня­ли. Посмотрели на экране. Сцена не работает. Возможнос­ти переснимать уже не было. Весь эпизод пошел в корзи­ну. Иначе не могло и быть: я снимал и актера и всю сцену наперекор себе. Выполнял то, что хотел продюсер.

Отношения режиссера с актерами, особенно если это звезды, всегда непросты. Актеру может хотеться, чтобы его снимали только с нижней точки - тогда он будет ка­заться повыше ростом. Или только в правый профиль — левый ему кажется менее фотогеничным. Не обошлось без трений и здесь. В итоге мне позвонил Марк Кентон, а потом на площадку прибежал Питере:

— Снимай, как считаешь нужным. Одна просьба: не спорь с ними. Добавляй все, что им хочется. Хочется крупный план - пусть будет крупный план.

Продолжительность съемок из-за этого выросла про­центов на сорок: я снимал все, что просили звезды, хотя знал, что эти кадры никогда не поставлю в картину.

Первые пять-семь дней Сталлоне на съемках был шел­ковый. Но каждый день внимательно смотрел материал. Потом стал делать замечания оператору. Глаз у него

293

очень профессиональный. Еще только входя в павильон, он уже сразу видит, где - свет, где - камера и где - он сам. Осмотрев в очередной раз декорацию, Сталлоне сказал:

- Не нравится мне, как оператор снимает. На экране у меня получается не лицо, а жопа. И потом, почему каме­ра стоит там? Я же сказал, что камера должна быть все­гда справа от меня. Свет поставьте сюда, камеру по­ставьте сюда и вниз.

- А зачем вниз? - спросил я.