- Потому что тогда я кажусь выше, - ответил он, не взглянув на меня.

Я понял, что спорить бесполезно, потому что он дей­ствительно знает, чего хочет. Через десять дней после на­чала работы оператора Сонненфельда попросили убрать­ся. Он не был очень расстроен, хотя, может быть, не пока­зывал вида. Сейчас он преуспевающий режиссер, снял «Семейство Адамсов» и суперхит «Люди в черном». Нюх у него есть, без нюха в Голливуде делать нечего...

Время шло. Финальных сцен не было по-прежнему. Позади был уже месяц съемок. Мы уже дважды обсужда­ли финал, два раза высказали свои предложения, дважды заявили о своем несогласии с предложениями Питерса -в ответ слышали: «Да, да, очень интересно. Это будет обя­зательно учтено», но дело с места не сдвигалось.

Джеффри Боум, вновь приглашенный сценарист, очень известный, очень уважаемый, очень дорогой, на­чав работать над фильмом, после десяти дней хождения челноком между Сталлоне, говорившим одно, и Питер-сом, говорившим другое, сказал:

- Хватит. Больше с вами дела не имею, иначе просто сойду с ума. Ни с кем разговаривать больше не буду, ни­чьих советов слушать не буду, через неделю сдам вам финал и больше в нем ни точки не исправлю. Подой­дет - не подойдет, писать ничего больше не буду.

У меня уже не было времени думать о финале: каж­дый день надо было снимать сцены, очень слабо напи-

294

санные, вызывавшие раздражение и у меня, и у Сталло­не, и у Рассела. Наконец, произошло нечто, вообще ни в какие ворота не лезущее.

Приезжаем на площадку - выясняется, что еще нет страниц сценария, которые сегодня надо снимать. То есть примерно известно, что должно происходить, но текста нет. Ждем. Приходят страницы, я их читаю, убеж­даюсь, что, как нетрудно было предвидеть, они никуда не годятся. Сталлоне подтверждает: «Я в этом сниматься не буду». Садится, начинает сам переписывать сцену.

Сто пятьдесят человек загорают на крыше отеля. Жара, духотища, группа скучает, ест мороженое. Приво­зят завтрак, потом - обед.

Сталлоне пишет. Приезжает один из вице-прези­дентов компании, ему донесли, что работа стоит. Ужас! В трубу летят такие деньги! И это Голливуд?

- Почему не снимаете?

- Нет сцены.

- Как нет сцены! Где она?

- Ее пишет Сталлоне.

- А-а-а...

Вице-президент постоял, помаячил на площадке, похо­дил вокруг фургона Сталлоне и тихо-тихо, не простив­шись ни с кем, исчез. Происходило нечто неподконтроль­ное, нерегулируемое... Сон продолжался. Это во сне я сижу на крыше, вижу внизу Даунтаун, Лос-Анджелес, перегова­риваюсь с бывалыми голливудскими ветеранами - им все это тоже снится, в своей реальной голливудской жизни ни с чем подобным они не сталкивались.

Наконец, Сталлоне окончил сцену. Она стала безуслов­но лучше. Начали репетировать, но день уже прошел.

Американцы умеют работать очень производительно. За­ставить их работать непроизводительно может только не­что особо выдающееся. Здесь мы как раз и имели дело с особо выдающимся продюсером. Для его личной стратегии полтораста тысяч (цена съемочного дня) или восемьсот ты-