Сейчас я перебираю свои старые записные книжки. Почти в каждой повторяются бергмановские слова о го­ловокружительной свободе, необходимой, чтобы сни­мать свое кино. И еще постоянно повторяющиеся запи­си: «Начать говорить правду. Что это? Что ты чувству­ешь? Как говорить правду? Пора перешагнуть. Что перешагнуть? Границу».

У каждого художника есть граница, дальше которой идти как бы нельзя.

Желание перешагнуть ее, проверить себя, свои воз­можности, на их максимуме, на последнем пределе у меня возникло очень давно, но и по сей день ощущаю, что никогда по-настоящему не сделал этого, не снял своей лучшей картины. Б чем вообще заключается твор­чество? Ну конечно же, это поиск самого себя; я его вел

376

в каждой своей картине, может быть, за исключением «Танго и Кэш» - там поиск, впрочем, тоже был, но, ско­рее, не художественного, а технического свойства.

Когда приходит какой-то образ, какая-то фраза, ка­кой-то сценарный ход, человеческое движение, приот­крывающее завесу над тайной (потому что, конечно же, тайна - то, что художник делает), и возникает нечто, за­ставляющее зрителя плакать или смеяться, постигать ранее неведомое в характере и существе человека.

Каждое такое открытие вызывает в художнике непе­редаваемое ощущение восторга, дрожи, озноба. Я очень четко чувствую физиологически эту дрожь, эти мураш­ки по коже, встающие дыбом волосы - в этот момент ты творец, с тобой восторг открытия. Ради этих момен­тов и существует художник.

Такие моменты не раз сопутствуют процессу рожде­ния фильма - когда пишешь сценарий, когда снимаешь и, самое ответственное, когда монтируешь. Соединяешь кусок и кусок, накладываешь шумы, музыку, и только в этот момент становится ясно: вот оно, получилось, что-то такое возникло. Восторг открытия. Ощущение, что переступил в неведомое.

Но этот восторг испытываешь совсем не часто, а с возрастом - все реже и реже. И самое смешное, что люди, которые придут смотреть картину, будут видеть в ней совсем другое. Они придут смотреть не картину, как таковую. Они будут смотреть картину, снятую вот этим человеком, живущим вот в этих обстоятельствах, у которого вот эти родители и вот эти друзья, который в жизни сделал то-то и поступил так-то. Это привносит в восприятие совершенно иное измерение, что особен­но ощутимо в кругах профессиональных, в кругах кри­тических. Этим людям кажется, что они тебя знают и потому имеют право сомневаться в твоей искренности. Сомнение зрителей в искренности художника, думаю, самое для него разрушительное.

377

Во всяком случае, лично для меня было так. Ничто так не подрубает крылья, как неверие в искренность того, что делалось тобой со всей самоотдачей, с желанием выска­зать самое главное, самое в этот момент тебя волнующее. На это неверие мне много раз в жизни случалось натал­киваться. Но все равно, пока снимаешь, остается желание найти себя, себя выразить, себя постичь - особенно если снимаешь по своему сценарию.