Только потом я понял, каким редкостным счастьем было жить в этой среде, какой роскошью в те, сталинс­кие годы было сидеть в русском художническом доме, где по вечерам горят свечи и из комнаты в комнату пе­реносят керосиновые лампы, где подается на стол рок­фор, кофе со сливками, красное вино, ведутся какие-то непонятные вдохновенные разговоры. Странно было бы, живя в этом мире, не впитать в себя из него что-то важное для будущей жизни, для профессии. Многое было почерпнуто не из книг, а чисто на генетическом уровне. Есть то, чему я долгие годы учился, и то, что подспудно входило в подсознание.

НЕТЕРПИМОСТЬ

Дед мой не пустил в дом Маяковского, прадед выгнал Льва Толстого. Забавно, но мои предки вдобавок ко все­му знамениты и тем, что выгоняли не менее выдающих­ся своих современников.

На картине «Меншиков в Березове» одну из дочерей опального сиятельного князя, ту, что с бледным чахо­точным лицом, прадед писал со своей жены, полу­француженки (ее сестра Софья была замужем за князем Кропоткиным, основателем анархизма, - у Сурико­ва есть очень хороший ее портрет, с гитарой). Она и в самом деле болела чахоткой, от нее и померла.

Толстой зачастил к Суриковым. Сначала прадед ду­мал - из человеческого сочувствия, потом понял - он интересуется тем, что чувствует умирающий человек. Суриков сказал Толстому: «Пошел вон, злой старик».

Иногда я смотрю на суриковские женские портреты и поражаюсь: Господи, ведь это же моя мама! А оказыва-

34

ется, портрет писан в 1885 или в 1888 году, это не мама, а бабушка. Как они похожи! Коктейль сибирских и французских кровей. Девочка в красном платке из «Утра стрелецкой казни» - это моя бабушка. А девочка на кар­тине «Выход невесты» - моя мама. Ей девять лет.

У брата деда - Дмитрия Кончаловского, историка по профессии, в его глубочайшей книге о путях России есть замечательная статья о Сурикове. Двоюродный мой дед люто ненавидел советскую власть и коммунизм, этим чув­ством у него все окрашено, но истины оно не заслоняет. Он пишет о трагедийности Сурикова, о том, что на его по­лотнах - самые трагические периоды русской истории.

Суриков обожал женщин, ездил с дамами на юг, из­лишества по этой части, скорее всего, и поспособствова­ли его смерти. Помогла тому и моя двоюродная бабка Елена, его сестра. Хорошо помню эту сумасбродную ста­руху - всю жизнь она прожила и так и померла старой девой. От жадности она не позволяла Сурикову жениться, предпочитала женитьбе его романы с дамами, боя­лась, что жена присвоит себе все его деньги. Их у Василия Ивановича было достаточно. В революцию суриковская семья потеряла около девяноста тысяч золотом - серьезная по тем временам сумма. Так что Елена, как оказалось, глупость сморозила - и жить по-человечески отцу не дала, и все равно без денег осталась.