Сделав заявление в посольстве, я уехал в Америку.

...Я сидел в «Шато Мормон», писал сценарий. Шел проливной весенний дождь. Он продолжался четыре или пять недель. Я жил в том самом номере-домике, где умер от чрезмерной дозы наркотиков Джон Белуччи, за­мечательный актер - впоследствии его брат Джим сни­мался у меня в «Гомере и Эдди». Я сидел один, слушал шум проливного дождя. Передо мной лежало письмо от мамы, очень дорогое мне письмо - сегодня оно посто­янно со мной:

«Мой дорогой любимый Андрон! Это уже второе в этом месяце письмо. Первое отвозил Саша Вишневский. Получил ли ты его? За эти двадцать дней кое-что прояс­нилось. Мне, наконец, все же дали визу. Я очень успокои­лась. Но поеду только с тобой вместе. Я все-таки очень

222

рада, что писала тебе первое письмо (Письмо было та­кое: «Ты Родину не должен продавать!» -А. К) Тебе надо во что бы то ни стало приехать сюда, летом. Надо бы все наладить с «Сибириадой». Сергей Васильевич (уже не по­мню, кто это: может, какой-то чиновник из ОВИРа. -А. К) сказал, что паспорт ты все-таки получишь и смо­жешь ездить домой, когда захочешь. Не отрывайся на­долго. Это очень опасно. Нельзя жить без Родины. Но об этом я тебе уже писала много. Позвони мне как только приедешь в Париж. У меня за тебя все поджилки трясут­ся. 27 апреля 1980 года».

Тут же приписка от папы: «Крайне неосмотрительно посылать письмо мне, Ермашу, Сизову через француз­ского дипломата (я написал Сизову и Ермашу, что не вернусь. - А. К), ясно, что все это сфотографировано на всякий случай (Господи, даже если так, какое это имеет значение! - А. К). Письма не переданы, так как ты про­сил передать их после того, как решишь вопрос в ОВИРе. Фадеев говорит, что основной упор надо делать на сло­жившиеся семейные обстоятельства. Вообще же Ермаш уже знает очень многое о тебе».

Все происходило очень непросто. Все было скрыто, вроде как нескандально, но...

Я снова ощутил страшную пустоту одиночества -ни мамы, ни родных, ни друзей - никого. Навалилась депрессия, хоть вешайся. Тогда и появилась в моей жизни Ширли Мак-Лейн. Это она вытащила меня из этого состояния. Отношения с ней для меня стали от­душиной, я нырнул в них.

Началось с того, что Джон Войт помог мне устроить просмотр «Сибириады» - просто для того хотя бы, что­бы его голливудские коллеги увидели, на что я способен. Собралось человек тридцать. Дней за десять до про­смотра я позвонил Ширли Мак-Лейн.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте.

223

- Это Андрей Кончаловский. Вы, наверное, меня не помните, я вас как-то приглашал сниматься у меня в «Сибириаде».

- Почему же? Помню.

- Не хотите посмотреть картину? Я ее скоро буду по­казывать.

- Большое спасибо, но, к сожалению, не смогу. Пишу книгу.

- Ну ладно. До свиданья.

Утром в день просмотра я позвонил ей.