- Я сейчас снимаю фильм, для вас в нем есть замеча­тельная роль.

213

На Тайку в юности уже была утверждена Коренева. Они с Ширли очень похожи. Ширли я предлагал играть ту же Тайку спустя двадцать лет. Конечно, с моей сторо­ны это была наглость.

- Большое спасибо за предложение, но я сейчас заня­та. Пишу книгу.

Оказывается, она еще и книги пишет!

- Очень жаль, - говорю. - До свиданья. Очень нагло я говорил. Пер, как танк. Жизнь  шла дальше,   в   1979-м  меня  пригласили  в жюри Каннского фестиваля. Я позвонил Лив:

- Очень хочу тебя видеть. Давай поедем на Каннский фестиваль, в жюри!

- Когда?

- Через полгода, в мае.

- С удовольствием.

Я тут же перезвонил президенту Каннского фестиваля:

- Вы не хотите пригласить в жюри Лив Ульман?

- А она поедет?

- Поедет.

- Это чудная идея!

Мы встретились в Канне. Это были замечательные дни, но заставить ее по утрам бегать я так и не смог. Сам я уже вовсю занимался спортом, ее эта перспектива ни­как не увлекала.

РУССКИЙ ЛЮБОВНИК

Времена, когда я сидел с сэндвичем на хайлендском газо­не и думал: «Это моя страна», - были радужными. Я при­ехал с континента, где меня уже признали. В 1979 году я был членом жюри Каннского фестиваля, факт не пустяч­ный - кого ни попадя туда не приглашают. В 1980 году я был реальным претендентом на Гран-при в Канне и имел все основания разозлиться, что «Сибириаде» его не дали.

214

Франсуаза Саган, бывшая тогда президентом жюри, сказала мне, что подала заявление о выходе из состава жюри, если картина Кончаловского не поделит Гран-при с «Апокалипсисом сегодня» Копполы.

Дело все-таки сумели замять, уговорили ее не подни­мать скандал.

Приз поделили Коппола и Шлендорф. Главным моти­вом, по которому шло давление на Саган, было то, что нельзя делить Гран-при между двумя супердержавами.

Самое забавное, что Коппола вовсе не считал себя бесспорным лидером фестиваля. Он пригласил меня к себе на яхту, стоявшую в заливе. Мы же друзья. Он был похож на большого продюсера, крестного отца. Дымил сигарой. «Сибириаду» уже посмотрел.

- Ну что же, - сказал Коппола. — Я не против поделить с тобой Гран-при.

Разговор был такой, будто встретились Громыко и Киссинджер, две державы.

Я вспоминаю об этом к тому, чтобы яснее было, как в то время я воспринимал себя в киномире.

К моменту приезда с французскими продюсерами в Америку я уже испытал первые ожоги от соприкоснове­ния с реальностью, но пока еще казалось, что искусство способно смести все преграды. Были бы хорошие идеи, а их у меня, как представлялось, в избытке. И хотя в Аме­рике мой французский проект уже окончательно лопнул, я все еще был полон надежд. Я жил в доме на Хай-Ленд и верил, что сейчас-то и начну строить свою американскую карьеру. Оказалось - не так все просто! Оказалось, обо мне здесь никто ничего не знает. Канн, Венеция, призы, пресса - никто ничего здесь не слыхивал! Кто я? Какие фильмы снял? Приходилось все о себе рассказывать.