Рудольфом Грушинским и с необычайно пластичной, тонкой и женственной словацкой актрисой Маг-дой Вашариовой, сыгравшей здесь свою лучшую роль. Темой здесь, как и в следующей, менее удачной, экранизации Грабала "Праздник подснежников", становится неудержимая смена времен. Метафорика, истоком которой в более ранних экранизациях была телесная предметная деталь (к примеру, фуражка, упавшая с мостков и откатившаяся от колеи в момент смерти героя "Поездов..."), трансформируется в символ судьбы, века, жизни. Телесность же становится напоминанием об опыте и в этом смысле имеет возрождающее значение, препятствуя тому, чтобы мир человека стал миром мертвых знаков и шифров.

Под самый занавес коммунистического режима М. вновь обращается к Владиславу Ванчуре и экранизирует его роман "Конец старых времен" (пр. за режиссуру на МКФ в Монреале; пр. за лучшую режиссуру и лучшую камеру на МКФ в Лас-Вегасе; пр. за камеру на МКФ в Вальядолиде), название которого оказывается пророческим для политического режима страны.

В конце 80-х гг. М. уже по собственной воле отходит от кинематографа. Он много работает в театре, заведует кафедрой режиссуры в Киноакадемии, много времени уделяет общественным проблемам. Эту ситуацию нарушает неожиданное предложение английского продюсера Эрика Абрахама экранизировать роман советского диссидента Владимира Войновича, живущего в Мюнхене, "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чон-кина". В 1994 г. выходит самый дорогой (3 млн долларов) в истории чешского кино фильм, финансировавшийся многочисленными, в том числе и иностранными, партнерами. По настоянию М. картина снималась на русском языке и с русскими актерами. В отличие от предыдущих работ режиссера она получилась не по-менцелевски жесткой и жестокой. Почти буквально следуя тексту Войновича, М., тем не менее, передает свое видение и свое ощущение происходящих событий. Если для Войновича главное, что мир перевернут и смешон и выжить можно, лишь воспринимая его именно таким образом, то для Менцеля существенно, что в этом мире нет жизни как таковой. Режиссер уже обращался к этому миру и даже создал нечто вроде его кинематографической родословной. Этот мир грозил своим появлением жесткими пред-

писаниями и запретами в "Поездах под особым наблюдением". О том, как он строился и что из этого вышло, рассказывали трагикомические "Жаворонки на нитке". Запущенный в производство в период "пражской весны", фильм задумывался как некий примирительный жест. Чехословацкое общество еще лелеяло надежду на "исправление строителями нового мира допущенных ошибок". Советские танки и последовавшая вслед за ними реставрация режима 50-х, названная "нормализацией", позволили художнику трезво оценить ситуацию. В "Чон-кине... " М. доводит до логического конца начатую ранее родословную и демонстрирует уже завершенный "новый мир", оказавшийся миром некрофилов. Заключительный кадр ленты, в котором неуклюжий "кукурузник" решительно устремляется прочь от дома с серпом и молотом на фасаде, — прощание с иллюзиями о нормальной жизни в абсурдном мире.