Из сказанного следует, что несмотря на то, что Герман делает фильмы о прошлом, но это совсем не исторические фильмы. В них мы не обнаруживаем время в его историческом измерении; оно остановлено в момент, когда история "происходит" (т. е. заново начинается) на наших глазах, провоцируя воспоминание того, что, казалось бы, уже забыто как "частное", "мелкое", "ненужное", как невспоминаемое в самой памяти. Итак, в "Лапшине" произошел окончательный разрыв Германа как с фильмами на историческую тему (так еще можно интерпретировать и "Проверку на дорогах", и "Двадцать дней без войны"), где время воссоздается по тем знакам, которые остались закреплены в исторической (официальной) памяти,

221

так и с возможностью его прочтения как ретро-фильма, поскольку ретро-фильм, зачастую также использующий аутентичные вещи в создании атмосферы времени, тем не менее пользуется жанрово-кинематографической памятью, то есть вещи, попадающие в кадр, уже отобраны для этого времени самим кинематографом в качестве фотогеничных, в качестве соответствующих стилю "ретро".

В этой связи, поскольку "Лапшин" и "Хрусталёв" посвящены советскому времени, обращает на себя внимание, как, в отличие от многих других режиссеров, Герман решает проблему кинематографического знака.

Мы привыкли к тому, что фильм о советском времени обязательно опирается на знаки советского, то есть на некие детали, опознаваемые в качестве исторических, известные как принадлежащие именно этому историческому периоду. Но даже такие знаки не

Олег Аронсон. Метакино. © Издательство "Ад Маргинем", 2003

103

Янко Слава (Библиотека Еой/Еа) || http://vanko.lib.ru

104

заполняют плотно все пространство советской истории, а уж тем более — ежедневного существования советского человека. Вещь в кадре в качестве знака может работать или не работать. Чтобы стать знаком-для-чтения, она должна обладать определенной пустотой, то есть она должна быть соотносима не столько с личным переживанием, воспоминанием, сколько, напротив, вызывать по возможности эмоционально не окрашенный эффект узнавания: так было с нами (не со мной). "Пустой" знак — это чистый знак узнавания, интегратор зрительского внимания. Такой знак по возможности должен заполняться не воспоминанием, а знанием, ибо пути воспоминания загадочны и непредсказуемы, а знание неизбежно позитивно.

Герман опирается не на знаки памяти, а на образы-воспоминания. Подлинная вещь в кадре сама по себе для него не значит ничего, она возникает словно вопреки Истории, забывшей о ней, и она была бы потеряна (была бы всего лишь ретро-элементом), если бы все пространство не было заполнено такими же вещами, каждая из которых несет в себя остаток опыта частного повседневного существования в то самое время. И тогда образ-воспоминание — это провокация памяти, в которой участвуют не вещи, но сложное отношение между ними. Эти образы у Германа постоянно останавливают восприятие, превращая произведение в набор шоков памяти, причем для этой памяти не нужны помнящие ("мы"), ибо сам фильм