Надо сказать, что опыты с "воскрешением" не новы для Сокурова. Это касается и фильма "Молох", но в еще большей степени "Круга второго", где Чехов оживает буквально. То есть, помимо всех прочих мотивов, о которых, кстати, сам Сокуров предпочитает говорить мало и сдержанно, нельзя не обратить внимание на его желание сделать мертвое живым, желание, реализующееся в "Тельце" наиболее полно. К этому располагает и образ Ленина, совмещающий в себе частное мертвое тело (документально предъявленное в виде мумии в Мавзолее) и "вечно живое" учение.

181

Сокуров кардинально меняет эту диалектику мертвого и живого в образе вождя. Для него жизнь и вечность несовместимы. Смерть же им крайне эротизирована, захватывает целиком его внимание, притягивает, драматизирует всякий раз заново его кинематографический опыт. То есть смерть является для Сокурова большим опытом существования в мире, чем жизнь, так как именно она задает условия отношения к жизни, являясь первичным переживанием мира. В каком-то смысле смерть оказывается единственным переживанием, единственной данностью в мире видимостей, в мире симулятивного повседневного действия, в мире беспрерывного и бессмысленного потребления удовольствий, нашедшего свое воплощение в кино.

Где же место жизни в фильмах Сокурова? Его очень непросто определить, поскольку живое лишено всяких либидальных характеристик. "Живое" — случай. То, что не требует мумификации. Он говорит: "Снимая фильмы, мы исходили из того, что смерть — вечна, а жизнь — временна. И все, что происходит вокруг, отражает борьбу жизни за жизнь"6. Это очень симптоматичное высказывание. И хотя оно сделано по поводу фильма "Молох", но вполне относимо и к остальным сокуровским картинам. Действительно, для Сокурова жизнь имеет почти биологический характер. Она природна, она — то, что движется

Олег Аронсон. Метакино. © Издательство "Ад Маргинем", 2003

85

Янко Слава (Библиотека Fort/Dal || http://vanko.lib.ru 86

борьбой за выживание, и libido — часть этой борьбы.

Ленин в "Тельце" изобразительно дан именно как существо природное. В силу болезни, в силу поражения ума он отделяется от своего образа, становясь не столько человеком, сколько существом, в котором автор пристально выделяет последние всплески жизни. В них он уже ближе к растениям и животным, чем к человеку. Сокуров ни на секунду не возвращает Ленину "человеческое" (хотя можно предположить, что неявно подразумевает возможность именно такой интерпретации). Он пристально фиксирует Ленина как биологический (а не политический или исторический) факт. И если Гитлер был сведен к обывателю (и это было все еще политической интерпретацией), то Ленин подвергся куда более радикальной редукции. Ленин - всего лишь проявление жизни, одна из жизненных форм, разыгрывающих свой частный спектакль в театре смерти. 182