Думаю, и Андрей вернулся из Венеции абсолютным западником. Если он сам и не знал, что внутри себя та­ков, то теперь уже не мог этого не чувствовать. Италия его ошеломила, обожгла навсегда. «Андрея Рублева» он делал с прицелом на Венецию, не случайно даже вста­вил в финальную новеллу итальянских послов. В Канне картина оказалась по чистой случайности. Копия была готова уже в феврале, но начались проблемы, поправки, ни о каких фестивалях и речи быть не могло. Потом на какой-то момент ситуация вроде как утряслась, «Сов-экспортфильм» продал «Рублева» вместе с еще шестью картинами, «Войной и миром» и другими, французско­му бизнесмену Алексу Московичу. Москович привез картину на кинорынок в Канн. К этому времени опять возникли проблемы, Госкино пыталось картину ото­звать, Москович сказал:

121

- Ничего не буду отдавать, я уже заплатил за копии.

Картина появилась в Канне вопреки советской власти, представлена была не от СССР, была во внеконкурсном показе, потому получить могла только премию критики. Успех был сногсшибательный: все знали, что большеви­ки хотели «Рублева» снять с показа, то есть что он запре­щенный. Не было бы всей этой свистопляски, картину нормально показали бы предшествующей осенью в Ве­неции...

Конечно, тогда, в 1962-м, Андрей имел полное право чувствовать себя единственным реальным победителем Венецианского фестиваля. Но и мне тогда было чем гор­диться, кое-что для успеха его «Иванова детства» сделал и я. Своего героя, Колю Бурляева., он взял по моей рекомендации. До этого Коля снимался у меня в «Мальчике и голубе». Совершенно случайно на улице Горького я встретил забавного хрупкого паренька, он показался мне занятным.

- Мальчик, хочешь сниматься в кино? - сказал я. На такие вопросы всегда сразу отвечают: «Хочу!» Коля не спешил с ответом.

- А вы откуда?

- Я из ВГИКа.

- Покажите документы.

Я показал ему студенческий билет. Только после этого он стал со мной разговаривать. Будущего борца за пра­вославную и славянскую идею, за общенародную трез­вость в мальчике предугадать тогда было трудно. Нор­мальный шибздик. Миша Кожин, оператор «Мальчика и голубя», звал его не иначе как «п...деныш»: «П...деныш, иди в кадр!»

Потом он попал в «Иваново детство», потом - в «Руб­лева». Состоялась карьера. Бурляев очень интересный артист. С романтическим порывистым талантом.

Уже тогда, когда делалось «Иваново детство», у меня с Андреем стало возникать ощущение конфликтной ситу­ации. Тарковский позвал меня к себе в монтажную, по-

122

казал кусок намонтированной хроники: обгорелые тру­пы семьи Геббельса, еще какие-то трупы - шокирующие кадры. Меня передернуло.

- Это в картине не нужно, — сказал я.

- Ты ничего не понял, — сказал он. — Это как раз и нужно.

- Нет, я против, - сказал я.

- А ты тут при чем? - Андрей заиграл желваками.