271

В три часа того
же дня Тумас с Мэртой приезжают

во Фростнэс. Звонят колокола, созывая прихожан
на служ-

бу, и, как мне представляется, на Тумаса и Мэрту, молчали-

во идущих рядом в наступающих сумерках,
снисходит ка-

кой-то покой. Размышления Альгота о
покинутости тоже

пробуждают надежду. Тумаса на мгновение
озаряет, что

страдания Христа не отличаются от его
собственных: "Бо-

же мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?"

Над Фростнэсом
и над Голгофой спускаются

сумерки.

Это понял Альгот
Фревик, и Тумас тоже на какой-

то миг осознает загадочную общность страдания.

Все выжжено,
теперь можно засевать вновь. Впер-

вые в жизни пастор
Эрикссон самостоятельно принимает

решение. Он служит мессу, хотя
в церкви никого, кроме

Мзрты Люндберг, нет.

Верующий человек
сказал бы, что пастор услышал

Божье слово. Неверующий предпочел бы
выразиться иначе

- Мзрта Люндберг и Альгот
Фревик помогают упавшему

собрату, готовому вот-вот уйти в землю, встать на ноги.

В таком
случае безразлично, молчит Бог или

говорит.

В "Латерне Магике" я пишу:

Готовясь к съемкам
"Причастия", я на исходе зи-

мы поехал осматривать
церкви Уппланда. Обычно,

взяв ключ у пономаря,
я заходил внутрь и прово-

дил там по многу часов,
наблюдая за блуждающим

светом и думая, чем
мне закончить фильм. Все бы-

ло написано и выверено,
кроме конца.


Как-то рано утром в воскресенье я позвонил

отцу и спросил, не
хотел бы он составить мне ком-

панию. Мать
лежала в больнице с первым инфарк-

том, и
отец жил в полном уединении. С руками и

273

ногами у него стало еще хуже, он передвигался
с

помощью палки и ортопедической обуви, но благо-

даря самодисциплине и силе воли
продолжал ис-

полнять свои обязанности в дворцовом
приходе.

Ему было семьдесят пять лет.

Туманный
день на исходе зимы, ярко белеет

снег. Мы приехали заблаговременно
в маленькую

церквушку к северу от Уппсалы.
Там на тесных

скамьях уже сидели четверо прихожан. В преддве-

рье перешептывались ризничий со
сторожем. У

органа суетилась женщина-органист.
Перезвон

колоколов замер над равниной, а священника
все

не было. В небе и на земле воцарилась
тишина.

Отец нетерпеливо заерзал, что-то бормоча.
Через

какое-то время со скользкого пригорка послышал-

ся шум мотора, хлопнула дверь, и по проходу, тя-

жело отдуваясь, заспешил священник.