- Нельзя. В этом вся разница.

- Ты так думаешь? Ха-ха-ха...

- Конечно. Вот я сейчас сижу и думаю: поднять мне этот нож или нет? Если я его подниму, то вы будете ду­мать, что я вежливый человек. Если не стану его подни­мать, тебе придется нагибаться. А ты видишь какой тол­стый!

Он тут же поднял нож.

- Был у тебя выбор или нет, когда ты поднимал нож? Я же тебя заставил его поднять!

- Я забыл о нем.

- Врешь! Ты хотел, чтобы я его поднял.

Вот такой разговор длился полночи.

Мы друг друга ловили. Он говорил, потом думал, по­чему он это сказал. Он играл со мной, как откормлен­ный сильный кот играет с мышью. А может, и не играл. Во всяком случае я чувствовал, что ему со мной очень

318

интересно. Среди прочего, наверное, и потому, что был искренен с ним.

- Ты знаешь, почему я так много о себе говорю, - ска­зал я. - Я не знаю, увижу ли тебя еще раз. Мне хочется рассказать тебе о себе как можно больше. Чтобы ты знал, какой я. В принципе, мне кажется, что в своей жизни я много времени теряю напрасно. Не снимаю фильмов. Меня преследуют страхи.

— Знаешь, — ответил он, - я тоже боялся, что теряю время, пока не понял, что жизнь - это то, что сейчас, в данный мо­мент. Все остальное — это не время. Время - это сейчас.

Он посмотрел на огромный букет цветов.

— Сказать тебе, сколько времени я провел с женщинами? Одна сидит передо мной, а другая звонит по телефону. Он взял трубку и изобразил телефонный разговор.

- «Да, аллё, да, конечно», - затем, повернувшись к вооб­ражаемой партнерше: — Это звонит мой ассистент... «Да, да. Конечно! Да, безусловно, но вы знаете, я не могу точно вам сказать...» А она меня спрашивает, когда ей прихо­дить... «Не могу точно вам сказать, сейчас у меня репети­ция...» - Он договаривается с одной в присутствии другой о «репетиции», врет одной, врет другой... - Удивительная вещь! У меня была одна женщина, японка, и вот она ко мне пристала: «Скажи, была у тебя другая женщина в вос­кресенье? Ну скажи! Я не могу жить так! Скажи правду. Я прощу, я все приму. Я просто хочу знать». Я решил ей чес­тно сказать: «Да. Была. В воскресенье была другая женщи­на». А в руках она держала ключи с бамбуковой палкой на конце. Как она врезала мне этой палкой! Как начала меня бить! Я же не могу бить женщину. А она кидается на меня. Я выскочил на улицу раздетый. Она за мной. Я - в маши­ну. Она - бить машину. Я завел мотор, поехал. Еду ночью по улице, идет дождь, Лос-Анджелес, я голый. Куда ехать? Смотрю на себя и говорю себе: «Марлон, тебе пятьдесят лет. Не пора кончать с этой хреновиной? Тебе не совест­но?» А Марлон мне отвечает: «Да, пора. Но не совестно. Не

319

хочется». Я поехал к своему приятелю. Два часа ночи. Он мне открыл дверь. Я стою голый. Выглянула его жена. Те­лефона в машине у меня тогда не было. Я голый просто абсолютно. Он дал мне кальсоны, рубашку, я поехал к дру­гому приятелю. Переночевал. Утром приехал домой. Зна­ешь, сколько раз подобное со мной случалось! Прошло еще десять лет, и я поймал себя на том, что сижу в кустах, в пижаме, вон там, за домом. Спрятался. Ко мне приехала женщина, а у меня в доме еще одна, и знаю, что сейчас бу­дет чудовищный скандал. Просто вынырнул из дома, пусть они сами между собой разбираются. Сижу в камы­шах, в пижаме, из окна дома доносится звук битого стекла, громкие крики - идет битва. Сижу, смотрю на небо и гово­рю себе: «Марлон, тебе шестьдесят лет. Тебе не стыдно? Не пора ли кончать?» А Марлон мне отвечает: «Нет, не пора...» Я тоже боюсь, что я теряю время. И все равно я его те­ряю...