195

В Америке я оказывался примерно раз в два года, по разным поводам. Всегда этому сопутствовало ощуще­ние запоя. Помимо того что на самом деле выпивал, все время было перевозбуждение.

Тогда, в 1969-м, Том Лади сказал мне:

- Тебя хочет видеть Милош Форман.

С Милошем Форманом я познакомился в 1965 году в Праге, тогда я только-то и сделал, что «Первого учите­ля». Милош приехал на «мерседесе», предмете моей за­висти и мечты. О чем мечтает режиссер Страны Сове­тов? О нехитрых предметах буржуазной роскоши. О красивой машине, о норковой шубе жене, о том, чтобы включили в делегацию на зарубежный кинофести­валь...

На этот раз мы встретились в «Сосолито», баре, кото­рый никогда не забуду. Дымно, играет музыка, огромные деревянные полированные столы-плахи, залитые лаком. Сел Милош, тогда уже перешагнувший эту черту, уже не­счастный сладким несчастьем эмигранта. Мы разговари­вали о жизни, о Чехословакии, о ненависти к русским и о любви к ним. Мы до сих пор с ним друзья. Но тогда чув­ство нашей близости ощущалось особенно остро.

Потом мы встретились в Канне в 1979-м. Я был чле­ном жюри, приехал Форман, привез «Волосы». Он сидел на улице, с ним было его окружение. Был молодой Поль Гэтти, внук миллиардера Гэтти, тот самый, которого по­том похитили, потребовали за него выкуп и для устра­шения отрезали ухо. С ними были какие-то блондинки в черных очках, одна из них - кинозвезда, снимавшаяся в «Волосах».

У Милоша была огромная японская фотокамера. Он снимал меня, своих девушек, всех подряд. Я смотрел на него - Боже мой! Какой он счастливый! Какой свобод­ный! Без комплексов. У него нет Ермаша. Зависть обуре­вала меня. Хоть я и член жюри, хоть и снимаю «Сибириаду», где могу себе позволить столько, сколько ни од-

196

ному из моих коллег и не приснится, я все равно по эту сторону несвободы.

Вышел, иду по Круазетт. А по другой стороне идет Ермаш, пиджачок внакидочку, кто-то шестерит рядом, ка­жется, Шкаликов, начальник зарубежного отдела Госки­но. Ермаш увидел меня, поманил пальчиком. И я, член жюри, перебегаю бодрячком через дорогу, широко улы­баюсь министру.

- Ну как дела? Все нормально? - спрашивает Филипп Тимофеевич.

Киваю, киваю, смотрю на него, а в душе фанфары. Я знаю, я уверен - кончу «Сибириаду» и привет! В следую­щем году хрен ты поманишь меня вот так, пальчиком. Не увидите меня больше. Не удержите.

Как раз во время этого фестиваля французская продюсерша предложила мне написать сценарий по роману ирландской писательницы «Я послала письмо своей любви». Заключили контракт, я сел писать. Сценарий мы делали с Фридрихом Горенштейном. До того я пред­лагал то же Мережко, Трунину, еще нескольким - все испугались. Сценарий, по секрету от начальства, для заг­раницы - страшно! Горенштейн не боялся. Для себя он все концы уже отрезал.