195

нату и помещает к нему женщину. Эти двое обуст-

раиваются, возможно, между ними возникает лю-

бовь. Он отмечает это с ненавистью и ревностью,

начинает вмешиваться в их жизнь, манипулирует

их поведением, вызывает у них взаимную подозри-

тельность и агрессивность. Мало-помалу он лома-

ет их, доводит до взаимного уничтожения. И те-

перь у него нет выбора. Он решает изучать самого

себя. Направив на себя объектив камеры, он при-

нимает мучительно действующий яд и фиксирует

свое постепенное угасание.

Здесь достаточно материала практически на целый фильм.

Потом раз за разом я кружил вокруг да около: в "Любви

без любовника", картине, которая так и не была поставле-

на, и в "Финне Конфунсефейе", замысел которого не о-

плотился даже в написанный сценарий.

Но беда
"Змеиного яйца" в том, что мотив вуайе-

ризма абсолютно несовместим с историей двух артистов.

Эти темы сведены воедино моими представлениями о все-

мирной катастрофе и крушении всяческих идеологий. Сюда

же добавился и крах моего собственного мира. 19 ноября

пришло первое уведомление из налогового управления, и в

тот же день газеты запестрили молниеносно состряпанными

заголовками. Рабочий дневник:

День и
вечер. Испуг, страх, стыд. Унижение. Бе-

шенство. Заранее осужден трибуналом, который

не интересует истинная причина. Если быть пре-

дельно честным, я воспринял сначала это дело че-

ресчур легкомысленно. Слушался добрых советов,

полагая, что советчики разбираются, конечно же,

лучше меня - ведь они профессионалы. Все в пол-

ном порядке, моим делом образцово занимаются

196

люди, для того и предназначенные.

Но не
в этом, естественно, суть. Проблема в

том, что я реагирую по-детски, неприлично - к ра-

дости моих обвинителей. Мне хочется с ними со-

гласиться, хочется признать свою вину, хочется

быть хорошим, хочется заплатить.

Это опасное
чувство, внезапно выныриваю-

щее из черных страхов детства. Я сделал что-то

нехорошее. Я сам не понимаю, чего это я такого

натворил, но чувствую себя виноватым. Мой рас-

судок пытается меня вразумить, но безрезультат-

но, чувство стыда не исчезает, единственное спасе-

ние - открытое осуждение. Слабый писк рассудка

заглушается воем и слезами из прошлого - из того

времени, когда не существовало апелляций; когда

ты был приговорен заранее, независимо от степени

твоей вины. И лишь одно приносило успокоение -

наказание, раскаяние, даже тогда, когда каяться

было не в чем, и, наконец, прощение, дарованная

тебе свыше внезапная милость. После приведения

приговора в исполнение голоса, прежде суровые и

обвиняющие, вдруг смягчались, от ледяного мол-

чания, окружавшего преступника, не оставалось и

следа. И вот ты вновь принят в круг, ты понес на-

казание, ты очищен, прощен, ты больше не ведешь

борьбу в одиночку, ты опять член братства.

Таково
мое состояние, страх рвет когтями