190

много в баре краем глаза увидел что советская делегация еще за столом поднялся к себе в номер прилег на полчаса. Проснулся... утром. Ужас! Проспал... Этим же утром я дол­жен был уезжать. И уехал. Во Францию.

Чувство вины было недолгим. Я забыл про это... А сей­час говорю:

— Артемон Артемончик прости меня за тот вечер.

Четвертая Венеция была с Настасьей Кински. Я вел ее под руку по Лидо. Щелкали затворами журналисты. Идет звезда!

Пятая Венеция внезапно возникла после премьеры «По­езда-беглеца» на Белградском фестивале. Зима Белград за­сыпан снегом. Но ощущение какое-то советское — беско­нечно пьют липкие столы фестиваль по-славянски бес­шабашный. Все благожелательны приветливы радостны. Все хорошо. Американское кино! Русский режиссер! Успех колоссальный. Но мне вдруг так все обрыдло! Я посидел один день окончательно обалдел от дискотек и сливови­цы которую надо было бесконечно пить понял что не­медленно пора уезжать. Иногда так бывает. Больше не могу. Должен уехать немедленно. Самолеты не летали из-за пур­ги снег валил валом. Собрал вещи - их было мало сел на поезд - до Парижа. Поехал. Где-то рано утром часов в шесть оказался на Адриатике на станции названия кото­рой уже и не помню. Увидел вдруг поезд на котором было написано «Венеция». Взял саквояж сошел со своего поез­да пересел на другой и поехал.

Вроде зима и вдруг кончается снег и поезд уходит в ту­ман. Я заснул проснулся уже в Венеции.

Февраль. Холодно. В тумане хлюпают на воде черные гон­долы. Снял номер в отеле. Во рту - кошки нагадили. Что я здесь делаю? Поспал. Проснулся часа в три. В Венеции пусто «...в Венеции темно...». Тишина. Пристани на волнах колы­шутся. Идешь вдоль каналов - только цоканье каблуков по мостовой. Все магазины открыты. Все пусты. В светящихся витринах - красивые подарки. Покупать не для кого -я один со всеми своими женщинами расстался. Одиноко. Хорошо.

191

Вдруг где-то за три квартала раздается изумительной кра­соты голос. Итальянская песня. И под это звучащее над во­дой пение внезапно, как в театре, выходит солнце. Я оста­новился как вкопанный, подумал: этот миг никогда не за­буду. Волшебный голос удалялся по каналам, солнце заволокло туманом. Я зашел в знаменитый бар «Гарри», где сиживал Хемингуэй, пропивая последние доллары. Зака­зал «Маргариту» - его любимый коктейль с текилой. Мой взгляд упал на афишу: в театре Fenici выступает Рихтер. Билеты проданы. Я дозвонился до Святослава Теофиловича, попросил билетик. Он знал меня с детства, со времен жизни на даче П. П. Кончаловского.

Волшебный театр, весь резной, позолоченные колонны -одно из самых удивительных созданий европейской архи­тектуры. Уютный крохотный зальчик, набитый до отказа венецианской аристократией. Потухли хрустальные люст­ры, на сцене - легендарный музыкант, великая музыка Мо­царта, мерцает в полумраке золото колонн. Я - в бархатной ложе, в темном уютном углу... Придавленный чьим-то нор­ковым манто, заснул блаженным сном. Много ли в мире счастливцев, спавших в знаменитом венецианском театре Fenici под музыку Моцарта в исполнении великого Рихте­ра... Может быть, только Маленький Принц Экзюпери...