Великие люди истории лишь с достаточно недавнего времени обрели возможность увидеть свой прижизнен­ный образ. Образ создавался на основе слухов, преданий,

379

легенд. Человек сначала должен был обрести ореол славы, стать легендой, а потом уже эту легенду закреплял образ. Сегодня образ покупается. Достаточно заплатить некую сумму и взамен получить желаемый образ. Мы живем в эпоху лжепророков, лжеидолов, лжекумиров. Сегодня ве­ликим становится один, завтра - другой, послезавтра — третий. Прикиньте, что нужно было Христу и что - Ма­донне (я имею в виду рок-певицу), чтобы стать образами. Христос не был и не мог быть при жизни товаром, Ма­донна - товар при жизни. Образ - это товар.

От частого использования образ девальвируется. Се­годняшний кинематографист живет в принципиально иной ситуации, чем кинематографист времен Эйзен­штейна. Он добавляет лишь малую толику образов к на­шей и без того непомерной перегруженности дешевыми изображениями. Думаю, что последними из кинемато­графистов, кто имел могущество влияния на мир своими образами, было поколение Тарковского. Мое поколение. Вряд ли возможно возвращение времени, когда кинема­тографические образы обрели бы столь же высокую цену.

Образ очень приближает человека, из которого он творится, к окружающим. Все идолы всегда настолько знакомы, что к ним тянет обращаться по имени, хотя, быть может, в самой жизни никогда их и не встречал. Они уже родные тебе, ты их столько раз видел! Феномен масс-медиа в нашем веке заключается в том, что они рождают иллюзию близости между тобой и созданным ими кумиром. Отсюда общение с носителем образа при­обретает характер панибратства.

На протяжении многих месяцев работы над этими страницами я не раз приходил к выводу, что книга мо­жет вызвать у читателя тягостное чувство. Ну и что, ус­покаивал я себя, почему эти горькие мысли я должен обдумывать в одиночестве? Почему, уж если кто-то за­интересовался моими размышлениями, не разделил бы со мной хотя бы толику моих разочарований и сомне-

380

ний? Я, конечно, понимаю, что найдутся люди, которые, прочитав эти страницы, скажут: «Ну и дурак! Разоткро­венничался! Я бы такого никогда не стал писать». Готов понять и такую реакцию, у каждого человека есть нечто, скрываемое от других. Но все же во мне сохраняется на­дежда, которая и подвигает меня писать все это. Надеж­да на то, что кто-то скажет: «А я? Как я чувствую, думаю, отношусь к этим нравственным проблемам?» Что он заглянет в закоулки и бездны своей души. Хотя бы са­мому себе признается в собственной погрешимости. В принципе нельзя рассчитывать на то, что любые откро­вения сейчас могут изменить что-нибудь в мире или в человеческой природе. Придется любить человека та­ким, каков он есть, со всеми его экскрементами.