- Есть. У муравья есть выбор. Он останавливается и выбирает.

- Ерунда. У него нет выбора. Он поступает так, как подсказывает инстинкт.

- Но даже инстинкт, подсказывающий то или это, предполагает возможность выбора.

Я подумал: ведь Марлон не просто так сидел в сорти­ре и смотрел на муравья. Он думал, он запоминал то, о чем думает. Для него это не просто муравей, это образ. Образ бытия человека, его собственного бытия. Но что, его собственная жизнь только в том и заключается, что­бы сидеть в уборной, смотреть на муравья, или читать газету, или играть в игры с компьютером?

Мы пошли обедать. За столом сидели вдвоем.

316

Горничные, по-моему полинезийки, ушли. Собаки улеглись под столом. Мы продолжали разговор о выборе.

- Ты знаешь Успенского, философа?

- Нет.

- Как! Ты не знаешь Успенского?

- Нет, не знаю.

- Но это же знаменитый русский религиозный фило­соф!

- Я знаю его учеников-теософов Блаватскую, Гурджиева.

- Как же это? Ты знаешь Блаватскую и не знаешь Ус­пенского?

Мы поговорили еще. Я допил свой стакан вина. Он почти допил, еще немного оставалось на дне. Я взял бу­тылку и налил - ему и себе.

- Должен сделать тебе комплимент, - сказал он.

- За что?

- Я вот сижу и думаю. Кончаловский допил вино, а я еще нет. Если я сейчас возьму бутылку и налью ему вина, то он подумает, что я слишком заинтересован в нем, что я за ним ухаживаю. Если я не налью ему вина, то он подумает, что я плохо воспитан. Но если он так подумает, то я должен взять бутылку и налить ему. Но если я налью ему, то он подумает...

Он еще долго описывал весь ход происходившей в нем сейчас мысли. Мне подумалось, что и за мной он следит точно так же, как за муравьем, ползущим по сте­не сортира. Зачем он повернул направо, какой в этом смысл? Зачем пополз наверх? И вообще, чего этот чело­век от него хочет?

Заговорили о трагедии. Я случайно оговорился: вмес­то «сенсуальный» сказал «сексуальный».

- О! Сексуальный! Интересно!

- Да нет. Сенсуальный.

- А-ба-ба-ба-ба... Ты сказал «сексуальный». Чего улы­баешься?

317

Я улыбался, потому что мне было смешно.

- Видишь? Ты улыбаешься. О, какая у тебя хорошая улыбка! Улыбнись еще раз. Ха-ха-ха-ха!

Мне было даже неловко. Я чувствовал, что ему инте­ресно меня поймать. Он вроде как поймал меня на какой-то мысли, которую я не хотел высказать.

Опять заговорили о выборе. Он взял нож и стал дви­гать его по столу.

- Вот я двигаю нож по столу. Вот он все ближе, бли­же, ближе к краю. Вот он падает. Если мы сейчас собе­рем двадцать пять самых крупных ученых и они точно рассчитают, куда нож должен упасть, учитывая все - мо­лекулы, мельчайшие атомы, скорости, угол наклона, гравитацию, то узнаем без малейшей ошибки, куда он упадет. Даже на какую высоту подпрыгнет. Есть ли у ножа выбор?

- Человек и нож - вещи разные.

- Поведение человека можно рассчитать с точно та­кой же точностью.