Но роль отца в картине поначалу я представлял совсем иной. Мне казалось, что это мог бы сыграть Берт Ланкас­тер и все мои беды из-за его не вовремя случившейся операции на сердце. Теперь я понимаю, что и Ланкастер бы не сыграл. Просто потому, что этот характер не свой­ствен англо-саксонскому поведению. Ну не исключаю, еще мог бы быть подобного типа пьяница-ирландец, хотя тоже живущий не в Америке. Если бы я снял все так, как было задумано, с этой пьяной свирепостью, с битьем в кровь друг друга, все, все пришлось бы вырезать. Полу­чилось бы так же нелогично, как картина Кустурицы из американской жизни. Он снял американских актеров, но

248

заставил их вести себя как югославы - плакать, падать на колени, бить друг другу морды, целоваться взасос... По­лучается странное зрелище. Американцы так себя не ве­дут. Если это про американцев, то про сумасшедших. А будь его героями югославы, все было бы нормально. Так они и должны себя вести. Нельзя втискивать поведение одной нации в ментальность другой. Возникает очень се­рьезный перекос, зритель недоумевает...

Неполучившуюся линию я из картины выбросил и су­мел сделать это почти незаметно. Но один шовчик ос­тался - в так называемой сцене ожидания: она моет по­суду, он играет мячиком о стенку. Эта пауза понадоби­лась из-за того, что вылетело подряд сразу несколько сцен. И все-таки, думаю, картина удалась в монтаже, по­тому что по структуре она очень медленная, в очень плав­ном меланхолическом ритме, даже элегическом, так ска­зать, элегия с эмоциональными взрывами. Замедленнос­ти ритма зритель не ощущает, потому что сама картина короткая.

Критика признала «Возлюбленных Марии» самым рус­ским фильмом, когда-либо снятым в Америке. Правда, и это признали не сразу. Первая большая статья обо мне в «Америкэн Синема» (это теоретический киножурнал, до­вольно неплохой, издаваемый «Америкэн филм инститьют») появилась уже после «Поезда-беглеца», хотя написана была сразу после «Возлюбленных Марии». Просто лежала в редакции. Сочли, что я не заслуживаю внимания. И только после второго фильма добавили о нем несколько строк и поставили в номер.

Помню слова, сказанные мне Форманом в Нью-Йор­ке (наконец-то я привез туда банки не с икрой, а с кино­лентой):

- Не думал, что у тебя здесь что-то получится. Думал, ты так и уедешь...

249

КУРОСАВА, ФУДЗИЯМА, СУШИ

1983 год. Мне позвонил Том Лади. В это время он уже работал у Копполы, был продюсером по специальным проектам.

- Копполе позвонил Куросава, - сказал Том. — Просит найти американского режиссера на сценарий «Поезд-бег­лец». Фрэнсис думает предложить его тебе.

У меня перехватило дыхание.

- Сейчас он тебе позвонит. Коппола позвонил.

- Андрей, вот есть такой сценарий. Не хочешь ли по­ставить?

В Америке у Куросавы было два близких ему челове­ка - Коппола и Лукас, они помогли ему довести до эк­рана «Кагемусю» («Тень воина»), сами профинанси­ровали завершение съемок, без их участия фильма просто бы не было. После этого у Куросавы с Копполой сложились доверительные отношения.