Предыдущая Следующая
вечера.
Стало быть, все постройки
и декорации возводились
на территории Киногородка. Ручей в ночном лесу, у которо-
го странники встречают ведьму, был сооружен с помощью
пожарников и неоднократно вызывал бурные наводнения.
Приглядевшись повнимательнее, замечаешь между деревь-
ями таинственные отсветы. Это светятся окна одной из со-
седних многоэтажек.
Заключительная сцена,
где Смерть, танцуя, уводит
за собой странников, родилась в Ховс халлар. Мы уже все
упаковали, приближалась гроза. Вдруг я увидел удивитель-
ную тучу. Гуннар Фишер вскинул камеру. Многие актеры
уже отправились на студию. Вместо них в пляс пустились
техники и какие-то туристы, не имевшие ни малейшего
представления, о чем идет речь. Столь известный потом
кадр сымпровизирован за несколько минут.
Так вот порой бывало.
Мы закончили фильм за
35 дней.
"Седьмая печать" -
одна из немногих катин, по-
настоящему близких моему сердцу. Не знаю, собственно,
почему. Произведение это поистине не без пятен. В нем
хватает ляпов, заметна спешка. Но мне кажется, в фильме
отсутствуют признаки невроза, он проникнут жизненной
силой и волей. Да и тему свою разрабатывает с радостью и
страстью.
Поскольку в то время
я все еще барахтался в рели-
гиозной проблематике, в картине соперничали две точки
236
зрения, каждой из которых было дозволено говорить собст-
венным языком. Поэтому между детской набожностью и
едким рационализмом царит относительное перемирие. От-
ношения Рыцаря и его Оруженосца не отягощены никаки-
ми невротическими осложнениями.
И еще - вопрос о Святости
человека. Юф и Миа в
моих глазах символизируют нечто важное: под богословской
шелухой кроется Святость.
И семейный портрет
сделан с игривой доброжела-
тельностью. Ребенок призван совершить чудо: восьмой мяч
жонглера на одно, захватывающее дух мгновение, на тысяч-
ную долю секунды должен зависнуть в воздухе.
"Седьмая печать" нигде
не жмет и не натирает.
Я осмелился на то,
на что не осмелился бы сегодня,
и это уравновешивает небрежности. Рыцарь творит утрен-
нюю молитву. Укладывая шахматы, он оборачивается и ви-
дит Смерть. "Кто ты?" - спрашивает Рыцарь. "Я
Смерть".
Мы с Бенггом Экерутом
договорились сделать
Смерти белый грим, грим белого клоуна. Нечто среднее ме-
жду гримом и черепом.
Это был сложный трюк,
который вполне мог окон-
читься неудачей. Внезапно появляется актер в черном одея-
нии, с выкрашенным в белую краску лицом и говорит, что
он - Смерть. И мы соглашаемся с его утверждением вместо
того, чтобы возразить: "Э, не старайся, нас не проведешь!
Мы ведь видим, что ты - размалеванный белой краской та-
лантливый актер в черном одеянии! Ты вовсе не Смерть!
Но никто не возражал. Подобное вселяет мужество и
веселье".
В те годы во мне жили жалкие остатки детской на-
божности, чересчур наивное представление о том, что, по-
жалуй, можно назвать потусторонним избавлением.
Предыдущая Следующая
|
