ях, которые накладывает на нас такой "научный", теоретический подход. Прежде всего теряется возможность невопросительного решения. Вопрос вводит ситуацию рефлексии, то есть такого невозможного замедления восприятия, которое в отношении кино выглядит крайне насильственным. Возможно, "вопрос" - это то, что закрывает для нас акты самого нашего существования в мире (в аффекте), выводя в зону бытия, насквозь сотканную из мыслительных абстракций, из знаков, предоставленных нам словно в кредит.

Мир бытия таков, что в нем для всего предусмотрено место, а знаки готовы стать языком любого объекта. В таком мире нет нового. Задача этой книги во многом заключается в том, чтобы попробовать мыслить кино как нечто новое, а значит, как такой объект, который взывает к переосмыслению привычных значений и ценностей (к каковым несомненно относятся "сущность" и "бытие"), который требует внимания к тем актам существования в мире, для которых еще нет знаков.

Но здесь есть и своя опасность, поскольку когда мы постоянно говорим о кино, то возникает иллюзия его тотальности и универсальности, особой ценности, позволяющей именно ему, а не литературе или живописи, быть новым. Именно поэтому хочу подчеркнуть, что данная книга не столько о кино, не о фильмах и режиссерах, сколько об изменениях, о тех восприятии, мышлении, опыте существования в современном мире, в мире, где уже есть кинематограф, в мире, в котором образы функционируют уже в основном как "кинематографические".

Именно поэтому книга названа "Метакино", что можно читать как "после кино". Слово это позаимствовано мной из первого тома "Кино" Жиля Делёза ("Образ-движение"), где он использует его как метафору для описания образов в философии Бергсона, называя последние также и своеобразным "кинематографом-в-себе". Мне кажется, что слово это удачно описывает тот мир современного существования, о котором идет речь, мир изменившихся страхов и удовольствий, желаний и ожиданий, мир, для описания которого все еще пытаются приспособить прежние поэтические языки "воображения", в то время как образы уже другие и продолжают меняться на наших глазах. Кино зачастую удается схватить саму эту ситуацию 8

сверхскоростного изменения образа, когда рефлексия и воображение словно не поспевают, когда образ выходит из-под власти языка, перестает быть образом-объектом, но оказывается тем не менее действующим, имеющим непосредственное отношение к тому в нашем существовании, что еще не схвачено языком.

При этом нельзя сбрасывать со счетов то, что само кино долгое время развивалось и формировалось именно как особый язык визуальных образов. В результате многие понятия кинематографической теории такие, как кадр, крупный план, монтаж, ракурс, план-эпизод и другие, уже включены в особое "языково-технологическое" описание кино, функционируют как определенные знаки чтения и интерпретации фильмов. Это нельзя не учитывать, с этим приходится сталкиваться постоянно, когда обнаруживается некая зона